Веселый детский смех, улыбки, беготня. Подъезжаем к обычному, ничем не примечательному с виду сельскому дому, на окраине поселка. Выходим из машины, и нас тут же сносит этим маленьким ураганом. Рита с сестрой завидев нас, начинают бегать, дурачиться и смеяться. Ждут подарки и заваливают кучей детских вопросов. Оказывается, попали в свой приезд на день рождения, сами того не зная. Ну, ничего страшного, мы в любом случае не с пустыми руками. Посидели за столом, вышли пройтись по поселку… Тут очень красиво, и… тихо… очень тихо… не слышно суеты города, да и вообще никаких посторонних звуков нет, только детский смех, доносящийся из дома.
Так было. Было в сентябре 2016-го. В поселке Зайцево. По улице Брусилова. Ее больше нет. Нет, сама-то улица еще есть, только вот от домов, которые там стояли, уже практически ничего не осталось к февралю 2019-го.
В этот мой визит, Зайцево встретило холодной погодой и тяжелым впечатлением. Поселок от постоянных обстрелов тает на глазах. Встречаем Ирину, передаем то, что привезли, и соглашаемся пройти к жительнице поселка, чей дом не так давно сгорел после обстрела. От нее я и узнаю, что попасть к дому Риты и Тани практически невозможно. «Пройти-то можно, там тропинка есть, мы по ней перебегаем, если очень нужно, но лучше не рисковать, там ничего не осталось», – говорит Ирина. «Дед Семен? Жив, так никуда и не уехал, хоть и ранение получил, приходит, за остатками дома присматривает»… По дороге видим знак, «опасная зона, мины» – раньше таких знаков не было.
Металл украинских снарядов беспощадно грызет дома, деревья, души и судьбы людей. Вот и местная жительница, Ирина, чей дом сгорел. Чувствуется запах гари. В воздухе кружит беспилотник. «Над школой где-то» говорят местные, «Сегодня гуманитарку раздают, наверное, смотрят, сколько нас тут осталось».
«Куда он прется, я хочу сказать, что, если бы спросили, я бы сказала – НЕТ, и вывалила ему все, что прилетело сюда ко мне, всю эту «заботу» бы отдала, пусть порадуется», – пострадавшая об отношении к выборам на Украине, и Порошенко в частности.
Политика… Отхожу сфотографировать остатки дома. Остовы, обгоревшие стены, одиноко торчащая печная труба, обожженная рама швейной машинки – вот и все, что осталось. И тишина, звенящая тишина, нарушаемая, только шумом беспилотника. 5 минут тишины, и вот где-то неподалеку начинается перестрелка. Быстро уходим. «У меня часто спрашивают, как ты не боишься? Боюсь», – слышу рядом Ирину. «Не боятся только дураки и больные», поддерживаю я разговор. «Да, сейчас страх другой. Мы уже свое отбоялись. Меня первый сильный обстрел переломал. Тогда по школе бить начали, когда там еще занятия шли. Автобус смог бы приехать только через час, а в этих реалиях час – это вечность. Мы нашли какую-то машину ритуальной службы, даже не знаю, откуда она взялась, ребята нашли. Построили коридор живой, и по нему в катафалк грузили детей. Страха в тот момент не было, он позже пришел, истерика была»… Тут у каждого своя история первого обстрела, первого страха? настоящего, до липкого, холодного пота. Каждый тут боялся по-своему. Сейчас нет уже привычных нормальному человеку эмоций. Есть тишина, от обстрела до обстрела.
А тогда, в сентябре 16-го, тишина была другая. И люди были другие. Выражение лиц и глаза.
Хотя возле поселковой администрации встретил Татьяну, маму той Риты, которая весело бегала, лезла на руки и что-то увлеченно рассказывала. Ее взгляд не изменился, такой же приветливый, с долей тоски, при этом, я уверен, что она меня не узнала.
Вы спросите, к чему все это написанное. Да, пожалуй, ни к чему. Больно осознавать, что с безмолвного одобрения людей на той стороне, война продолжается, и многие поселки вдоль линии фронта, наполнены такой же тишиной, как и Зайцево. Их так же день ото дня грызет порох и метал.
